«Фестиваль готов, осталось только провести»: Алина Радунская — про Mental Health Film Festival, сейфспейс и нормализацию

С 6 по 13 октября в Москве, Петербурге, Тольятти, Калининграде и Казани пройдёт Mental Health Film Festival — первый международный фестиваль кино о ментальном здоровье в России. Мы поговорили с Алиной Радунской, основательницей и руководительницей фестиваля, о том, как отсматривать тяжёлые ленты и говорить о ментальных расстройствах прямо и открыто.

Про выбор фильмов

Смотреть кино — моя работа. Мне всегда казалось, что всем легко это делать, пока однажды не села отсматривать фильмы с друзьями. Одна девушка сказала, что сразу после этого записалась к своему терапевту, потому что её накрыло — но я не погружаюсь в кино так сильно. Сейчас отбирать кино мне помогает группа волонтёров — за два года у нас накопилось 600 фильмов, а в программе осталось всего 50.

Про самое трудное

Последние недели перед фестивалем — самые сложные. Кажется, вчера у меня был самый тяжёлый день. В основном трудности связаны с бюрократическими процессами: организовать кинофестиваль в России довольно сложно. Например, каждый фильм можно показать не больше пяти раз, а когда у тебя добавляются новые площадки, такие моменты сложно держать в голове — и приходится даже менять расписание.

Про кино

В этом году нам прислали фильм про мизофонию — расстройство, при котором тебя так раздражают какие-то звуки, что ты не можешь сфокусироваться. И я поняла, что это про меня: в кинотеатре я обязательно пересяду, если кто-то рядом ковыряет ногти, потому что я просто не смогу смотреть кино.

Ещё мы получили много фильмов про обсессивно-компульсивное расстройство, так что даже добавили отдельную категорию. Одна из лент называется «Зверь с тысячью лиц» — тридцатилетний режиссёр-документалист с диагнозом ОКР снимает свою повседневность и никак не может встретить кого-то похожего на себя (а потом всё же находит). Своё состояние он транслирует с помощью съёмки и монтажа.

Для программы в этом году я выбрала несколько фильмов о проживании горя — например, «Дар скорби». Это кино, реакцию на которое я жду и боюсь. Оно о том, как мужчина переживал потерю своего брата, долго сопротивлялся горю, а в итоге организовал ретриты, помогающие проживать эмоции — но только для мужчин. Они приезжают к нему и несколько дней плачут. Я переживаю, как это воспримут в стране, где у мужчин не принято выражать свои чувства. Кому-то даже смотреть на такое может быть некомфортно.

Про что фестиваль

В 20 лет я училась в двух вузах, работала на двух работах и не понимала, что со мной происходит. У меня постоянно текли слёзы, менялось настроение — например, я могла ощутить внезапное горе, хотя просто шла по улице. Я пошла к врачу в поликлинику, чтобы спросить, что это такое странное со мной происходит. «Действительно странно», сказали мне — и направили к разным врачам. Последней инстанцией был психотерапевт, который выписал мне антидепрессанты.

Спустя несколько лет мой будущий муж, с которым мы тогда учились вместе во ВГИКе, рассказал мне о своих симптомах: что у него будто экран перед глазами и что-то с тактильностью. Я погуглила и выяснила, что это называется дереализацией или деперсонализацией. А потом вспомнила, что у меня был знакомый врач в той поликлинике, и порекомендовала его.

Изучая англоязычные источники, я узнала о враче в США, который создаёт специальные компьютерные игры. Они «имитируют» расстройства, чтобы близкие могли сыграть и ощутить, как себя чувствует другой человек. Игра про дереализацию у него тоже была. И это всё в тот же год, когда врач в России даже не догадывался о таком явлении.

Кино про ментальные расстройства — это тоже способ поддержать себя, если у тебя есть расстройство, а ещё возможность понять, как себя ощущают другие. Когда ты видишь или встречаешь похожих на тебя людей, как герой того фильма про ОКР, — это очень помогает. И в итоге ты понимаешь, что надо быть добрее — к себе и к близким.

Про сейфспейс

Когда на первом фестивале мы сказали организаторам, что после кино про дисморфофобию у нас будет обсуждение с лектором на час-полтора, нам не поверили: кто вообще будет такое обсуждать? А в итоге нам даже пришлось сворачивать разговор, потому что время уже вышло. В обсуждении были трогательные моменты: например, одна зрительница взяла микрофон и призналась, что у неё есть симптомы дисморфофобии и что она раньше никому об этом не говорила. Думаю, сказать такое людям, которых впервые видишь, — смелый шаг. 

Мы просто говорим как есть хотя бы раз в году, чтобы это становилось нормальным.